Но он не умер. Внезапно до него дошло, что тьма перед глазами не абсолютна. Он разглядел тусклые светящиеся крошки и понял, что смотрит в ночное небо. А затылок его упирается в негостеприимный московский асфальт. И что-то липкое неприятно склеило волосы и кожу на голове.

Потом Алексей вспомнил все. Он вздохнул, перевернулся на бок и попытался встать. Это ему удалось, и Алексей немедленно зашагал — точнее, стал как можно быстрее переставлять ноги в сторону, противоположную казино. Инстинкт самосохранения гнал его прочь, и мысль об оставшихся в «БМВ» деньгах ушла куда-то на десятый план. А на первом плане невозмутимый внутренний координатор повторял команду. «Отходим. Отходим…» И Алексей отходил.

По пути он чисто автоматически миновал какие-то неровности рельефа и уже потом спохватился — откуда на асфальте пригорки? Он остановился, обернулся, присмотрелся — и вздрогнул. В паре метров друг от друга лежали те двое здоровых охранников, которые только что гнали его как зайца и практически загнали, только… Только почему-то теперь они лежат, а он, Алексей, хоть и помятый, но стоит. Причём лежали парни как-то нехорошо. Слишком уж основательно они лежали.

Алексей переводил взгляд с одного бездыханного тела на другое и не мог вспомнить, когда же это он успел приложить своих преследователей. Тем более что последним отчётливым воспоминанием было ощущение отрыва от земли в сильных и совсем недружелюбных руках одного из мордоворотов. Падать наземь и отдавать концы охранники тогда явно не собирались.

Алексей недолго ломал голову над этой проблемой. Он решил её легко и надёжно. «Ну и черт с вами!» — решил Алексей, потому что проблем у него на данный момент и так было вагон и маленькая тележка. Цеплять сюда ещё одну тележку, нагруженную внезапно рухнувшими охранниками, было совершенно необязательно. Обязательно было другое.

— Сейчас, сейчас, — приговаривал Алексей, отвечая своему внутреннему диспетчеру, который все подгонял: «Отходим, отходим!» Он как мог обшарил тела, распихал по своим карманам деньги, мобильник, кастет… И только потом уже рванул прочь. В голове надрывался диспетчер: «Быстрее, придурок, быстрее, сейчас же накроют тебя, возьмут за задницу как ленивого духа!» Мышцы постепенно оживали, и Алексей развил вполне приличную скорость, петляя по тёмным пустым улицам и прислушиваясь к редким шумам, которые могли бы оказаться звуками погони.

Но погони не было, или же она двигалась в ином направлении. Алексей устало прислонился к стене дома и перевёл дух.

«Десять сёк на перекур, — разрешил диспетчер. — А потом дальше. Некогда рассиживаться. Операцию-то провалил, Леха. Дёргался-дёргался, а в итоге — ноль». — «Да, да, — согласился Алексей. — Провалил. Бывает». — «Потому что без разведки полез и без прикрытия. Такие вещи называются операция „Халява“, понял?» Алексей все понял, тем более что внутренний голос вдруг стал выражаться фразами капитана Терещенко из разведроты. А тот умел быть убедительным. «Но хотя бы без потерь, — пробурчал Алексей. — Разбитая башка не в счёт». — «Без потерь? А как же этот, как его? Типа напарника был… Миша. Да, точно, Миша. Он куда делся? Ты уверен, что его не взяли за задницу? Ты уверен, что он сейчас не сдаёт тебя с потрохами — кто, откуда, зачем? Сунешься сейчас к нему в мастерскую, а там уже ребята из казино тебя поджидают. Не с цветами, совсем не с цветами. Этот Миша, он же штатский фраер, на него цыкнут, он и расколется. Как ты вообще мог с ним связаться? Как ты мог с ним — на такое серьёзное дело?»

«А больше не с кем было, — сказал себе Алексей. — И если правильно я этого Мишу просчитал, то как только началась заваруха, он сразу же сделал ноги. И не оборачивался. По-моему — так».

Примерно в это же время «просчитанный» Алексеем неудачливый художник Миша Розанов пришёл к выводу, что для полного счастья ему нужно сделать три вещи. Сменить пропитанную липким потом рубашку, выпить чего-нибудь бодрящего и убить Алексея.

Если тот ещё жив.

3

Всё было логично — так, по крайней мере, казалось Мише. Обнаружить причастность Миши к пропаже чемодана можно было только через Алексея. Поэтому лучше было бы Алексею заткнуться, чтобы не проговориться ни сейчас, ни потом. Это во-первых. Во-вторых, если Алексея оставить в живых, то с ним придётся делиться, что само по себе неприятно. Тем более что деньги-то в конце концов добыл не он, а Миша. И был этим страшно горд. А в-третьих, Алексей сам по себе парень опасный. Дона Педро из-за денег замочил. Кто знает, что у него на уме? Может, он тоже делиться не собирается? Тем более что у него и ствол имеется… Минуточку.

Миша вспомнил, что прошлым вечером Алексей пистолет с собой не брал. Он не собирался шуметь и не собирался никого убивать. И пистолет остался в мастерской. Миша достал его из-под дивана и положил на стол рядом с чемоданом. Вот так всё замечательно сложилось. У него оказались и деньги, и оружие. У Алексея не было ничего. Миша усмехнулся. Тоже мне, крутой парень. Лопух, да и только. Миша вспомнил задворки клуба «Орхидея» — ему тогда стоило больших трудов выползти из-за стола и направиться в темноту вслед за Доном Педро и Алексеем. Ему очень не хотелось этого делать, но Валера разнылся как баба, что Данилу Лаврентьевича надо спасать, и Миша должен… Миша считал, что никому он ничего не должен, однако, выждав некоторую паузу, потащился выяснять судьбу своего Данилы. На пустыре в глаза ему посмотрел ствол пистолета, и взгляд Алексея, державшего этот пистолет, не оставлял сомнений — этому парню стрелять не впервой. Миша помнил холод внизу живота, помнил, как ноги стали ватными, а пальцы — деревянными. Потом Мишу свалили с ног, а потом… А потом он надул этого крутого стрелка из провинции как последнего лоха. Он сказал, что должен Даниле денег, а потому прибежал помочь в ликвидации прижимистого козла с крашеными волосами. И крутой парень Леха поверил. На самом деле Данила отстёгивал Мише двести баксов в месяц, чтобы тот иногда ходил за ним следом, имея при этом суровый вид и пистолет в кармане пиджака. Дон Педро был слишком жаден, чтобы нанять настоящих телохранителей, однако дела его были то ли слишком мелкие, то ли вёл он их достаточно аккуратно, только до поры до времени хватало и той пародии на охрану, которой являлся Миша.

Затем явился Леха и все порушил.

— Иди, спасай его! — стонал Валера, дёргая Мишу за рукав.

— С какой стати?

— Он тебе деньги платит за это!

— Двести баксов! — фыркнул Миша. — Под пули за двести баксов я не полезу…

Но тут он сообразил, что за спасение может случиться премия. А может, пока тут Валера исходит соплями, Данилу уже кончили, а стало быть, и дёргаться поздно. В результате Миша отправился на пустырь и познакомился с Лехой Беловым. Наплёл ему с три короба, с перепугу дал свою визитку… Но в дамках-то оказался Миша. Загляните в чемодан и убедитесь.

Теперь можно будет завязать с мазнёй по холсту и открыть какой-нибудь нормальный бизнес. Миша уже давно перестал воспринимать живопись как искусство, и для него это стало лишь одним из способов зарабатывания денег. Одним из многих способов. Далеко не самым выгодным. Разве что девки на это клевали. «Вы кто?» — «Художник». — «Да неужели?» — «А как же! Хотите посмотреть мои работы? У меня в мастерской. Вечерком…» Вообще-то смотреть там было нечего — со студенческих времён сохранился лишь пяток пейзажей, а потом были портреты банкиров, президентов фирм, холдингов, хренолдингов… Поскольку Миша имел привычку авансы тратить быстро, а работать долго, отвлекаясь все на тех же девок, коньяк и чуть-чуть травы (только если очень хорошая), то постепенно заказы от банкиров иссякли, и Миша переключился на клиентов уровнем ниже. Вполне возможно, продолжайся все и дальше в таком духе, вскоре он рисовал бы портреты бухгалтеров овощных магазинов и воротил вьетнамских мелкооптовых рынков.

Но вот теперь перед ним на столе лежал ВЫХОД. Он состоял из двух элементов — деньги слева и пистолет справа. И он казался Мише очень лёгким. И единственно правильным.